* * *

Сэм вошёл в сторожевую башню и направился к лестнице через большой зал. Охрана сопроводила его взглядом, не сказав ни слова. Спустившись в подвал, парень подошёл к стражнику, сидевшему за столом в небольшой отделанной камнем комнате, в которую сквозь небольшое окно под потолком пробивался свет несмотря на пасмурную погоду снаружи.

– По какому вопросу? – спросил гвардеец, не поднимая глаз.

– Разрешённое посещение.

– Имя?

– Сэми Тао.

Стражник поднял глаза и окинул Сэма оценивающим взглядом. Парень протянул ему бумагу с печатью и, пробежавшись по ней глазами, гвардеец отложил её на край стола, сделав пометку в своём журнале.

– У тебя двадцать минут.

Войдя в длинный полутёмный коридор, Сэм двинулся по нему, боязливо оглядываясь по сторонам. В отблесках масляных ламп можно было различить ржавые решётки камер, за некоторыми из которых виднелись тёмные силуэты. Сделав ещё несколько шагов, Сэм наконец остановился перед одной из них, где заметил фигуру невысокого человека.

– Эй, – негромко окликнул его Сэм, слегка улыбнувшись. Человек вздрогнул и медленно обернулся.

– Сэм! Закричал Мао, бросившись к решётке и прижавшись к ней всем телом, – Двенадцать!

– Эй, а ну отойди от решётки! – гаркнул стражник, стоявший неподалёку, – отойди, я сказал!

Мао слегка отстранился, сверля Сэма по-щенячьи радостным взглядом.

– Привет, – теперь уже заметно улыбнулся Сэм.

Мао смотрел на него, будто не веря своим глазам. Он осторожно протянул руку, будто бы желая коснуться друга, но тут же одёрнул её, помня о приказе надзирателя. Тем не менее, Сэми успел различить большие тёмно-фиолетовые синяки на тыльной стороне ладони и предплечьях Мао.

– Сэм, в какой ты камере? Как они тебя выпустили?

– Ты что, идиот? – послышался голос из дальнего угла камеры, где сгорбившись сидел революционер Кокари, мрачно уставившись в пол, – не видишь, что он в гражданском? Он вообще не сидит.

– Это правда? – Мао внимательно посмотрел на Сэма. Тот промолчал, стараясь не отводить взгляда, – Сэм, почему ты не сидишь? Ты слышал? Они убили четверых. Кани тоже. Нас даже не выпустили попрощаться. Они уже наверное с огнём… А Джио в лазарете. Это нам один стражник сказал, он нормальный парень. Даже еду ни разу не отбирал, в отличие от остальных. Тут где-то Моуи и Марико. Через две или три камеры. Нам не разрешают переговариваться. Я за это здорово отхватил, – парень тоскливо улыбнулся, обнажив выбитый зуб под разбитой губой. Сэм молча смотрел на него, будто впитывая в себя его слова. К горлу подкатил ком, заставив губы предательски дрожать, – но мы всё равно, конечно, иногда говорим. Ещё трое, кажется, на нижних ярусах. Я не знаю, что там, но тот тип из камеры напротив говорил, что там одиночные камеры. Точнее клетки. Даже распрямиться нельзя в полный рост. И ещё сказал, что оттуда редко возвращаются. Говорил, ему там ногу сломали в двух местах. Тэко, это просто какой-то кошмар… Не понимаю, что пошло не так… Я ничего не успел понять… Сэм, я так рад тебя видеть, – Мао улыбнулся, прижав рукавом вновь начавшую кровоточить губу, – я боялся, что уже не увижу…

– Я тоже очень рад, – Сэм подошёл чуть ближе к решётке и заглянул ему в глаза.

– Не подходить к камерам! – вновь прикрикнул стражник.

– Сэм, почему ты не сидишь? – Мао перешёл на громкий шёпот, – как так получилось?

Сэми выдержал долгую паузу, не зная, что ему ответить. Он смотрел в эти полные веры голубые глаза и ненавидел себя. Он просто не мог выдавить ни слова, ему в голову не приходило абсолютно ничего, что он вообще мог бы произнести в этой ситуации. Всё сказанное звучало бы хуже, чем десятки смертных приговоров, чем сотни плохих новостей, чем весть о начавшейся войне или эпидемии.

– Ну ты и дебил, Мао, – вновь отозвался Кокари, сидящий позади него, – как будто ты не знаешь, почему.

– Почему ты не сидишь, Сэм? – Мао злобно взглянул на Кокари и вновь перевёл взгляд на друга.

– Прости, Мао, – сдавленно проговорил Сэм, – мне пора. Время посещения заканчивается.

Приложив, кажется, все усилия на свете, он повернулся и направился к выходу. Ноги будто бы весили по сотне килограммов, а в глазах темнело от каждой приходящей в голову мысли. Хотя сейчас в ней не оставалось ничего, кроме гнетущей пустоты.

– Сэм, куда ты? Почему ты не с нами, Сэм? – закричал Мао ему вслед, схватившись за решётку камеры, – Сэм! – по его дрожащему голосу можно было представить, как на его опухшие от недосыпа и пыльного подвального воздуха глаза наворачиваются слёзы, – Сэм, скажи, почему?! Сэм! – парень с силой тряхнул решётку, заставив её звучно зазвенеть, отдавшись эхом на весь коридор.

– Я кому сказал не подходить к решётке! – заорал стражник и, бросившись к камере, ударил навершием клинка по пальцам Мао, отчего тот сдавленно вскрикнул и отскочил назад.

Капитан Ри вышел к широкой поляне и остановился у самого её начала. Когда деревья вокруг лесной тропы закончились, обнажив над головой ночное небо, он вдруг окончательно ощутил, что пути назад нет. Впереди суетились люди, укладывающие солому вокруг сооружения из брёвен, на котором покоилось будто бы спящее тело. Помешкав ещё пару минут, Ри достал травяную сигарету и закурил, так сильно втянув дым, что в горле разлилось неприятное жжение, после чего направился к свету фонарей и мелькающим фигурам впереди. Приблизившись к ним, он встал поодаль, игнорируя осуждающие взгляды. Сегодня ему можно было курить, да и вообще что угодно было можно. Ри пропитался абсолютным равнодушием ко всему, что с ним сейчас происходило, поэтому, даже если бы его самого уложили на бревенчатую опору и подожгли, то он бы лишь флегматично вздохнул и подпалил ещё одну сигарету о пожирающее его пламя.

Жрец в облачении песчаного цвета, украшенного коричневой накидкой, отделился от толпы и приблизился к телу. Встав лицом к присутствующим, он негромко и вкрадчиво начал:

– Сегодня одна из нас уходит в огонь. Проведя восемнадцать лет на этой земле, она отправляется дальше. Путь её будет долгим, но скитания в пламени всегда выводят на свет. Хинэ Мо отличалась отвагой и жизнелюбием, а храброе сердце в ней сочеталось с поистине чистой и открытой душой. Она была любящей дочерью, верной подругой и бесстрашным воином, и всё это сохранится в её духе и далее, когда Двенадцать поведут её сквозь темноту.

Жрец обошёл деревянное возвышение и встал с той стороны, где находилась голова девушки. Он очертил рукой в воздухе воображаемый треугольник и коснулся кончиками пальцев лба Мо.

– Мы прощаемся с тобой, сестра, как прощаемся с солнцем в закатное время. Как прощаемся с луной при первых рассветных лучах. Ничего не исчезает под небом, но всё изменяется. Так и твой путь переменился. Иди же на свет, хинэ Мо. Мы отпускаем тебя в объятия огня, чтобы твой образ навсегда сохранился в снопах искр, растворяющихся в небесах.